В одном из прошлых выпусков я кратко очертил тезисы к вопросу самоидентичности корё сарам. А в этой статье я углублюсь в довод о смерти «большой родины». В отношении этого довода я раскрывал аргумент о фрагментации коллективной памяти, однако это далеко не единственный симптом смерти «большой родины». Обратим же теперь внимание на ситуацию с деформацией и потерей языка.
В случае с корё сарам, большинство из которых унаследовало юкчинский и хамгёнский диалекты, современный литературный корейский язык едва ли может считаться стандартно авторитетным. Нынешние южнокорейцы и корё сарам, если и понимают друг друга, то с определенным трудом.
Кроме того, корё сарам по большей части уже не говорят на вышеупомянутых диалектах. Ввиду экстенсивных переселений корейцев по территории СССР, появился другой удивительный диалект – корё мар. Он вырос из слияния и без того уникальных юкчинского и хамгёнского с русским и языками стран Центральной Азии. Тут язык как культурный медиум приобретает слоистость – нечто исконно корейское, что корнями упиралось непосредственно в Корейский полуостров, теперь модифицируется и дополняется в адаптации.
Важность языка в исследовании культурной идентичности сегодня нам абсолютно ясна. В свое время этим вопросом в контексте постколониализма занимались Франц Фанон, Стюарт Холл, Жак Деррида, Эдвард Саид и другие. Однако теорию, наиболее подходящую нашему вопросу о смерти «большой родины», представил в 1990-х исследователь Хоми Баба.
Он ввел понятие «культурная гибридность». В этом особом состоянии гибридности сложно однозначно определить идентичность современных постколониальных культур в соотношении с отдельными странами и народностями. К примеру, культуру корё сарам не так легко соотнести с Южной Кореей как современную южнокорейскую, отчасти ввиду множества неочевидных исторических нюансов, которые требуют глубокой вовлеченности и осведомленности от интересующихся.
Язык же в этом контексте, помимо роли средства коммуникации, играет также роль «пространства» для поиска и исследования новых методов культурной идентичности. Таким образом, язык перестает быть просто инструментом для ее называния и определения.
Итак, с одной стороны, это состояние подразумевает разрыв прямых уз современных гибридных культур с единой «основной» архаичной культурой. А с другой – порождает метасвязь с ней же, но и с другими современными идентичностями. Тут снова получается ризоматическая связь (см. понятие «ризомы» в номере KISTORY 4’2023) без единого центрального стержня, где все проявления архаичной и современных корейских культур одинаково уникальны и равны в истории – ни одна не стоит выше другой.
Вопрос, конечно, касается не только языка. Вместе с языком в советский период была потеряна и значительная часть традиций и обрядов, празднеств и фольклора, а также ввиду переселения людей с освоенных земель значительно деформировалась и национальная кухня. Все это были ключевые узлы, соединявшие корейцев с тогда еще живой и единственной «большой родиной». Нынче же они утеряны, а корейцы разных стран разбросаны в пространстве истории без былого фундамента. Но былое заменяется настоящим, и под натиском этой же истории культуры адаптируются и становятся гибридными.
Как я уже писал в прошлом выпуске, вместе с «большой родиной» умирает и культурно-историческая гегемония. Хорошо это или плохо? Такой вопрос будет неверным, поскольку ответа на него никогда не последует. И вообще на такой вопрос не должно быть единого ответа. Лучше поразмышляем над следующим: что делать нам с этой гибридностью и как ориентироваться в постколониальных условиях, дабы продолжить взращивать нашу уникальную культуру?
P.S.- вопрос, а действительно ли мертва «большая родина», конечно, остается широко открытым и таковым, пожалуй, останется, пока мы, корейцы, существуем на тысячах разных клочках этой планеты, пока помним и активно размышляем о своей корейскости.
Также добавлю, что вышеупомянутыми доводами я не хочу выбивать почву из-под ног тех, у кого она имеется, или же нарочито уплощать идентичность корё сарам. Всей нашей историей я чрезвычайно восторгаюсь и горжусь и посему заявляю: пусть эти скромные тезисы послужат активной площадкой для развития дальнейшего критического дискурса среди тех, кто заинтересован в культуре, истории и будущем корё сарам.
Ален ЛИ