Детство в корейском колхозе

Командировка в Ташкент подарила знакомство с молодым фотографом Надеждой Пак, чьи несколько снимков, выставленных в инсте @nadejda_park, послужили поводом для нашей встречи. Фотографии Надежды, снятые ею в одном из корейских колхозов Узбекистана, вы наверняка видели в нашей газете «Корё ильбо» за 19 апреля в рамках фотопроекта «Феномен корейских салатов – от Приморья до дастархана». Теперь представляем вашему вниманию интервью, в котором мы с интересом задали фотографу несколько вопросов.

- Почему возникла идея снимать именно корейскую тему?
– Это же моя жизнь, это моё детство. Я каждое лето проводила у бабушки в колхозе. И просто... Был 2000 год. Мы оказались все на карантине. Мой муж из колхоза «Свердлова» под Ташкентом, там мы проводили карантин. Мы гуляли с моей старшей дочкой, и я увидела через забор, как у соседей сушится красный перец. Вот как раньше. Всё на таких самодельных досках, на каких-то тряпках. Но это было так красиво, и что-то во мне отозвалось. Я человек такой, ну, мне тяжело идти первой на контакт, врываться в частную жизнь. Но я постучала, позвала соседей и попросила: «Можно, я приду завтра и сфотографирую?» Мне сказали, да, конечно. И это была первая семья, которая меня пригласила и позволила фотографировать. Они начали рассказывать мне историю своей семьи.
Дедушка Валерий достал сверток, говорит, я не знаю, что это. Написано на древнекитайском языке. Сказали, что это нужно хранить. И потом оказалось, что это родословная Чокпо 족 보, куда записывали только мужчин. Когда корейцы подверглись гонениям, очень многих начали сажать, уличать в каких-то шпионских делах и так далее, многие стали сжигать эти книги, а у них сохранилась. И вот так пошло. А это же колхоз корейский, там очень много всего такого. И как-то по цепочке у меня стали появляться кадры, которые потом я стала выкладывать у себя в соцсетях. И получила какой-то невероятный отклик. Все – бабушки, дедушки стали писать какие-то свои воспоминания. Не было идеи, что я сейчас создам какой-то проект. Нет. Я не понимала, что с этим делать. У меня есть перец. Потом мы ездили в дом соседки моей бабушки. И там прямо всё сохранилось. И печка, и вот эти мятори.

– В Instagram мы видели фотографию Чокпо. Это уникальная находка! Дедушка Валерий, вы сказали, из «Свердлова»?
– Да. Но его с супругой уже нет. Получается, уже троих героев моих съёмок нет в живых.

– Это всё в «Свердлове»?
– Нет, это уже в другом колхозе.

– В «Корё ильбо» есть фотопроект «Феномен корейских салатов – от Приморья до дастархана». Вчера мы спросили у Кати (журналистка, посоветовавшая встретиться с Надеждой), – согласится ли Надя сотрудничать с нами? Катя сказала, нет. Надежда с удивлением смеётся. (В «Корё ильбо» через месяц, 19 апреля, выйдет серия её фотографий!)
– Когда стало что-то такое накапливаться, и когда ты начинаешь вообще фокусироваться на какой-то теме, ты, конечно, начинаешь рефлексировать. И я тоже стала думать. Первая мысль была, что мои дети вообще не живут в этой атмосфере. И как бы мы ни старались передать это всё, мы им передадим только что-то остаточное. Но мне очень хотелось сделать такой фотоальбом моей дочке. Хотя бы из тех снимков, что я успела снять. И я знаю, что это будет для неё потом своеобразной точкой опоры, когда ей это понадобится. Вот это, наверное, была такая важная мысль. Почему я продолжаю это делать? У меня есть тётя, которая до сих пор живёт в таком доме. Удивительно, что я снимала многие семьи, а вот на неё у меня времени не хватило. Но я поставила себе цель, что в этом году мы обязательно сделаем с ней съёмку.
Я выросла на Сергели. Это район, где очень много корейцев. У нас в классе две трети учеников были корейцами. И, понятное дело, когда нас много, хочешь не хочешь, само создаётся вот это национальное самосознание. Потом, конечно, был институт, и там кореянкой я была уже одна в группе. Потом пошла совершенно другая жизнь. И, конечно, был период, когда не хотела ассоциировать себя с корейской диаспорой. Видишь только минусы и так далее. Но, когда у тебя появляется ребёнок, очень многое меняется. Сейчас у меня уже двое детей. Поэтому задаёшься вопросом, а что я могу им рассказать, передать?
Кстати, сейчас я занимаюсь оформлением Асянди. Потому что вижу, что там в традициях очень много добавляется своего, и многое традиционное теряется, распыляется. Кто-то сейчас даже вечером проводит эту церемонию – у меня прямо внутри бунт. Я, конечно, тоже не всё знаю. Не знаю, что подразумевается под всеми этими правилами. (На минутку Надя замолкает). Кстати, с прошлого года я учусь делать кимчи. (Мы улыбаемся в унисон). – Почувствовала, что это мне необходимо. Кто, если не я? По крайней мере моей семье нравится.

– А способ южнокорейский или местный – корёсарамский?
– Наш! Мы пробовали и так, и так, но все-таки привычнее то, что ты ел с детства. Хотя, когда мы ходим в южнокорейские рестораны, нам тоже очень нравится. Но у меня пока что не получается, может быть, дело навыка.

– Ваши родители говорят по-корейски?
– Нет, но у меня папа в своё время ездил в Корею, как и многие, и выучил там корейский язык. Сейчас он работает с южнокорейцами. Кстати, я никогда особо не любила сериалы, но когда стала фотографировать этот проект, я села и посмотрела несколько дорам. И удивительно, что всё равно что-то понимаешь. И интонации такие знакомые, родные.

– Когда были в Корее, было ощущение: здесь я своя, родная?
– Мне было 16 лет, когда поехала в Корею. Тогда для меня это не было поездкой на историческую родину, ездила просто как турист. Муж мне говорит, давай запланируем поездку в Корею. Думаю, что сейчас уже тридцатилетней я всё по-другому увижу. В прошлом году супруг впервые побывал в Корее. И у него, конечно, совсем другие ощущения, – странно, говорит, что мы такие разные, но всё равно чувствуется, что мы одна нация, что у нас одни корни.
У нас есть в Ташкенте блогер Влад Ким, «Голодный Ким». И мы с ним сделали видео, которое вышло на его канале. Мы тогда встречались с Владимиром Наумовичем Кимом, писателем, журналистом. Я задала ему вопрос: «Как вы считаете, мы, как диаспора, здесь исчезнем?». И он меня обнадежил, сказал, что это очень долгий процесс. Что корейцы даже в Мексике и Латинской Америке уже вообще не похожие на корейцев – седьмая вода на киселе, но они всё равно считают себя причастными к корейской диаспоре. Я думаю, что на такие большие процессы, которые сами по себе происходят, мы не можем влиять. Но, например, когда клиенты просят меня передвинуть церемонию тольджанчи (первый стол) с утра на вечер, вот здесь – нет. У меня принципиальная позиция, если они не согласны – я не беру такие заказы. То есть если я могу как-то повлиять на сохранение наших корней, я влияю.

– Кто вы по специальности?
– Фармацевт. Семь лет работала по профессии. Когда появились дети, поняла, что не хочу сидеть восемь часов в офисе, когда дома такое интересное происходит. Это же такой мимолетный на самом деле момент.

– Не было ли в вашей семье мысли покинуть Узбекистан, уехать в Корею?
– Думаю, подобные мысли есть в каждой семье. И не только корейской. Вообще, сейчас глобальная тенденция к миграции. Мы это тоже обсуждаем. Если честно, я никуда не хочу уезжать, потому что здесь мои родители. Здесь я состоялась. Здесь у меня друзья, близкие. То есть у меня нет ответа на вопрос: «зачем?».

– Как фотограф с опытом вы понимаете, что фотография может нести в себе историческую, этнографическую и культурную ценность. Поэтому, когда вы фотографируете, например, Асянди, не приходит мысль – это нужно вот так снять (крупность, ракурс)?
– Я думаю, мой фотопроект на меня тоже очень сильно влияет. И на моё видение и восприятие многих вещей, отношение к ним. Я поняла, что Асянди – это не только про ребёнка, это в целом про всю семью, и особенно про взрослое поколение. Если честно, я не сильна в постановочных съёмках, так как начинала с репортажной съёмки.

– По фотопроекту, над которым вы продолжаете работать, есть представление, что будет дальше?
– Хотелось бы, чтобы фотографии были напечатаны, например, в каком-нибудь журнале. Это полное творчество для меня. И даже сегодняшняя наша встреча – это такой приятный бонус! Я умею принимать подарки судьбы.

Владимир ХАН,
Алматы – Ташкент – Алматы