бЛаврентий Дядюнович Сон – кинорежиссер, сценарист, продюсер. Родился 2 февраля 1941 года в Каратальском районе Алматинской области в семье корейцев, переселенных с Дальнего Востока.
В 1958 году, окончив среднюю школу, поступил в Свердловский радиотехнический техникум имени А. Попова. По направлению работал техником-конструктором на радиозаводе в Барнауле, затем в секторе ионосферы Академии наук Казахской ССР. В 1963 году поступил на сценарный факультет Всесоюзного государственного института кинематографии. После его окончания был направлен на работу в качестве штатного сценариста на киностудию «Казахфильм». С 1976 года одновременно стал работать и как режиссер-постановщик игровых фильмов. В 1979 году снялся в фильме «Транссибирский экспресс», широкому зрителю стал известен как один из сценаристов фильма (совместно со Сламбеком Таукелом) «Жеруйык».
Литературная деятельность
Пьесы: «Весенний ветер», «День рождения», «Шу-шу-шу...», «Память», «Умереть во гневе», «Авария» (в соавторстве с С. Нарымбетовым), «Соболини», «Приключение феи на грешной земле», «Женитьба деревенского дурачка», «Третий муж», «Симченден-2005», «Академические беседы».
Издательская деятельность
Книги корейских русскоязычных писателей: «Страницы лунного календаря», «Сны нерожденных», «Последний взгляд», «Горсть океана», «Невидимый остров», «Треугольная земля», «Лето с любимым», «Дорожка феи в саду», «Поезд памяти».
Награжден почетным знаком «Заслуженный деятель культуры РК» Министерства культуры Республики Казахстан, Почетной грамотой Президента Республики Казахстан.
Отец двоих детей, дедушка пятерых внуков.
Былое и думы Лаврентия Сона
На прошедшей неделе вернее, 2 февраля, свой 80-летний юбилей отметил Лаврентий Дядюнович Сон – писатель, кинорежиссер, сценарист, продюсер… Однако, давно уже зная именитого литератора как человека разностороннего, имеющего множество всевозможных, даже диаметрально противоположных профессий и увлечений, на всякий случай у юбиляра спросила: «Все ли из Ваших анкетных данных, касающихся образования и навыков, назвала, Лаврентий Дядюнович?».
– Вполне, – ответил он. – Хотя, думаю, если бы Вы меня представили только литератором, то это как раз и определило бы самое важное мое предназначение в жизни.
Строки биографии Лаврентия Сона сами уже по себе давно готовы лечь в основу какой-нибудь эпопеи наподобие «Вечного зова» Иванова или … хотя нет. Его эпопея захватила бы куда больше материала, нежели многие известные миру исторические трилогии и сериалы, потому что еще в далеком и жестоком 1937 году судьба простой корейской семьи Сонов в числе тысяч депортированных влилась в судьбы народов, проживающих в то лихолетье в Казахстане, и те степные просторы стали для них сначала пристанищем, затем спасением, а впоследствии Родиной потомков. Эту землю рожденный в 1941 году Лаврентий Сон воспел, прославил на весь мир, посвящая свою жизнь ее благодати, ее людям, как главному богатству страны, приютившей и давшей возможность встать на ноги и распрямить плечи представителям многих народов.
Жизненный путь Лаврентия Дядюновича начался с глубинки глубинок – маленького совхоза, раскинувшего свои поля и угодья на земле Семиречья – в Каратальском районе. И идти бы мальчишке по стопам своих родителей, не отклоняясь слишком далеко от земного пути, который так близок каждому корейцу, в особенности из депортированных с земель Дальнего Востока семей. Но Лаврентия манили дали дальние. Хорошо обучаясь в школе и преуспевая в технических науках, мальчишка был переполнен мечтою о политехническом институте, а параллельно жил в нем интерес к людям. Ему была интересна внутренняя жизнь односельчан, сама человеческая природа, благодаря которой живы души и есть смысл самой жизни. Этим мечтам, казалось, не было предела и не было никаких препятствий, когда воображение рисовало будущую одухотворенную жизнь, связанную с выбором рода деятельности.
«В нашей гуманной стране не должен умереть ребенок»
В раннем детстве (надо же было случиться такой беде), катаясь на коньках, Лаврентий сломал ногу. Врачи наложили гипс, а так как диагностика в 50-е годы прошлого столетия желала лучшего, не заметили оставшуюся гематому. Рана затянулась, гипс сняли, а мальчику становилось все хуже, таял на глазах и уже дошло до того, что он не мог даже передвигаться без чьей-либо помощи. Тогда его дядя, рисовод дядя Коля, взгромоздил себе на спину племянника и под возгласы жены: «Вези! Ему все равно умирать. Так пусть умрет не на наших руках, а в больнице!» (Лаврентий рос без отца и на время, пока мать уехала искать своих родственников, жил у тети и дяди, прим. Авт.) поехал в больницу. Там, для того, чтобы мальчика только приняли, отдали врачам все сбережения, которые были у семьи, благодаря чему началось спасение ребенка. Когда же понадобилось санаторное лечение и длительное восстановление, тот же дядя Коля повез племянника прямо в горком партии, где шло в это время бюро. Труженик села, славный рисовод хозяйства, каковым был дядя Коля, ничего совершенно не боялся и решил для себя: «Бюро – как раз то месте, где можно очень быстро привлечь внимание партийцев к спасению жизни племянника». Секретарша, конечно, его не пустила и вежливо посоветовала прийти записаться и потом ждать, когда пригласят. Дядя Коля же, понимая, что медлить нельзя, улучив момент, когда она отвела от них с Лаврентием взгляд, прошмыгнул в кабинет большого начальника, а уж что сказать, он знал еще дома. Речь была короткой, но продуманной:
– Дорогие коммунисты, в нашей гуманной стране, я знаю, о детях забота очень большая. Так неужели вы дадите погибнуть мальцу?
Узнав, что ребенка нужно всего-то определить на санаторное лечение, первый секретарь горкома партии попросил секретаршу набрать номер телефона главврача и сказал тоже очень лаконично и по партийному строго: «Займитесь!». Когда с ребенком на спине дядя Коля был у ворот санатория, там его племянника уже ждали врачи с носилками.
Три года прожил в санатории Лаврентий. И из того времени ему не вспоминаются боли от процедур, введение антибиотиков, которые были в дефиците и в первую очередь шли на лечение детям, он многое не помнит из распорядка в больнице. Но он вспоминает замечательную учительницу, тоже из переселенцев – Евгению Фельдман (учебный процесс в больнице не останавливался), которая дала ему прочные знания и укрепила желание учиться. С тех самых пор Лаврентий думал только об учебе. Учительница посеяла это неутомимое желание на всю жизнь. И до сих пор Лаврентий Дядюнович вспоминает то время не как время лечения, а ему врачи спасали не ногу, а в первую очередь жизнь, а свою школу, в которой было вместе с ним всего пять учеников.
Мое техническое образование помогало мне понимать людей
Будучи молодым парнем, он очень стеснялся своей хромоты, с которой врачи того времени ничего не могли поделать, сказав: «Все, что было в наших силах, мы сделали». По состоянию здоровья Лаврентия не приняли в физико-технический институт Свердловска, но он поступил в радиотехнический и нисколько об этом не пожалел. Учиться было интересно, и жизнь постепенно расставляла все по своим местам. К Лаврентию тянулись его однокурсники. А когда услышали, как он красиво поет, позвали в хор, где он, благодаря своему природному дару, стал солистом. Но главное было в другом. Так как хор из 250 человек постоянно выступал перед публикой, самодеятельным певцам выдали абонемент, благодаря которому они могли посещать все концерты, проходившие в городе. Это являлось огромной привилегией, которая была настоящим билетом туда, где выступают мастера, туда, где нет серости, где другая жизнь.
– Песня была моим вторым хобби, – рассказывает Лаврентий Дядюнович. – Я пел все. Любил даже партии в опере.
– А первое ваше увлечение?
– Я всегда хотел заниматься спортом. Но коль здоровье не позволило, я кинулся в судомоделирование. У меня даже второй разряд по этому прикладному виду спорта и победы на крупных соревнованиях. Увлекся я им еще в школьные годы. Мой друг Толя Дроваль занимался в кружке юных техников по авиамоделированию, а я решил для себя быть поближе к земле и выбрал водную стихию.
До сих пор Лаврентий Дядюнович вспоминает свое двухметровое судно шириной в 60 см – «Линкольн-Москва». Это был корабль-гигант, уменьшенный в соотношении с реальным ровно в 250 раз. На него ходили посмотреть группы юных техников, ему ставили оценку «отлично» руководители других технических кружков, приехавшие из разных уголков Союза.
– Кто автор? – вопрошали посетители.
– Вон он, который хромает, – гордо подчеркивали его друзья.
– Почему я так часто вспоминаю то время и придаю значение своим увлечениям? – говорит Лаврентий Дядюнович. – Этот спорт потом помог стать увереннее в своих способностях, помог мне состояться в своем основном деле – в киноискусстве и в литературе. Дело в том, что моделизм приучает человека к тщательности в любом процессе. Это не только развивает мозги, моторику и так далее. Главное, формируется характер, вырабатывается внимательность к деталям во всем.
Говорят, во ВГИК уже и космонавты поступают
Это, конечно, шутка. Не шутка лишь то, что во все времена Всесоюзный государственный институт кинематографии был очень престижным вузом. Осложняло путь в желанную мастерскую того или иного именитого преподавателя то, что вне конкурса во ВГИК поступали молодые люди из разных стран мира. От Казахстана приехал по зову сердца Лаврентий и еще одна русская девушка, остальные на этапе предэкзаменационного конкурса отсеялись.
– Я уже имел за спиной багаж знаний, состоящих из технических предметов и практической деятельности в секторе ионосферы Академии наук Казахской ССР, некоторые называли нас в шутку космонавтами, – вспоминает Лаврентий Дядюнович. – Весть о моем последнем месте работы вмиг облетела всех абитуриентов и вот уже ко мне она донеслась таким обрывком фразы: «С нами даже космонавт поступает!». Однако после собеседования моей кандидатурой заинтересовалась преподаватель Виноградская, которая уже мысленно набрала себе слушателей. Она приходила на все наши экзамены (а их было аж 8) и вот результат – я поступил!
– Интересный поворот судьбы – из физиков в лирики.
– Я и сам от себя не ожидал и маму озадачил, – смеется юбиляр. – Это опять же мой интерес к самой жизни – интересной и яркой, какой я ее хотел видеть. К тому времени я уже печатался в газетах, а ВГИК в тот год объявил о приеме молодых талантов на весь Союз. Вот я и попробовал. Тема сочинения у меня была не такая, как у всех. Она была связана с космосом, по сути, с моей профессией – с тем, что я хорошо знал. Вот и повезло. На одно место претендовало человек 60. Там наверняка было много достойных, а выбор пал на меня. Так что это не иначе как везением не назовешь.
Везде брали, все давали
Беседовать с Лаврентием Дядюновичем – одно удовольствие! Ни одной жалобы на жизнь. Чуть острый угол – разряжающая обстановку шутка.
Узнала ненароком, что у него, у человека, имя которого на слуху не только у писателей Казахстана, но и Кореи, Японии, Германии, даже Чечни, социальная пенсия.
– Мне не верится, Лаврентий Дядюнович?!
– А никому не верится. Поэтому стараюсь не называть сумму своей пенсии. Ну – платят же!
– Скажите, Лаврентий Дядюнович, говорят, что Вас любят и немцы, и евреи, и казахи…
– И каракалпаки, и узбеки, – продолжает он. – Дело в том, что когда я рос в селе, где много было немцев, русских и казахов, то научился говорить на языках представителей этих национальностей. Потом, в Нукусе, было много узбеков и каракалпаков – я с ними тоже нашел общий язык: каракалпакский очень похож на казахский, кстати. А в общем, ничего особенного здесь нет – я же имел дело с одной группой языков – с алтайской. Что касается немецкого, он мне как-то быстро пошел, да и у нас в семье все свободно говорили по-немецки. По жизни я никогда не чурался чужой культуры, мне все было в национальных обычаях народов интересно и я как губка впитывал эти знания. И так дожил до своего 80-летия и не устал от этой жизни. Мне в ней интересна судьба моих детей-внуков – моего будущего.
– Вы такой оптимист и всегда говорите, что Вам по жизни везет, Вам всегда идут навстречу!
– Конечно! Про ВГИК я вам рассказал. Расскажу про «Казахфильм», когда после ВГИКа мне повезло работать вместе с такими корифеями казахского кино, как Шакен Айманов, Мажит Бегалин, в качестве штатного сценариста. Хотя с такими корифеями и личностями работать, мне кажется, было интересно в любом качестве. Они были так уважаемы и стояли на такой высоте, что если кому лично пожал руку Шакен Айманов, например, то некоторые этот факт в своей трудовой биографии даже отмечали. Наш руководитель был строг, оценивал только по деловым качествам. На роль мог взять человека с улицы, если понимал, что подходит именно он. И никакие родственные или дружественные отношения не могли вмешаться в его решение.
Мне даже с жильем повезло. Помню, выделили на Казахфильм пятикомнатную квартиру. А на такую площадь в то время мог претендовать только я со своей семьей. Мне и дали!
– Говорят, с таких и спрос больше?
– Я в связи с этим вспоминаю один случай, когда, помните, после декабрьских событий на должность Генерального секретаря ЦК КПСС поставили Колбина, а Олжаса Сулейменова обвинили в национализме? Казахская писательская общественность бушевала и никто не знал, как помочь Олжасу Омаровичу. Тогда кто-то мудрый подсказал, что, мол, нужно записаться на прием к Колбину одному писателю – ни казаху, ни русскому по национальности. Выбор пал на меня – корейца. Мол – он везучий, у него легкая рука и так далее. Помню, записали меня с трудом, на 5 минут. Однако аудиенция продлилась все 45 минут. Уже все беспокоились, а нам с товарищем Колбиным было что обсудить. А в основном вопросе я смог его убедить, это точно.
Время не меняется. Меняемся мы сами
Пишущим всегда есть что сказать, – любит говорить Лаврентий Дядюнович и добавляет:
– Мне, честно говоря, бывает даже трудно остановиться на том или ином воспоминании. Все как будто было вчера. А иногда мне память уже отказывает, детали стираются… Не мудрено, наверное. Ведь многие яркие события родом из прошлого века! Очень надеюсь, что в прошлом веке останутся все горести и несчастья моего народа. Поэтому мы с режиссером Сламбеком Тауекелом в год 75-летия проживания корейцев в Казахстане подняли тот тяжелый материал о депортации. В своей работе «Жеруйык» мы поставили художественный фильм, который художественным-то можно назвать с большой натяжкой. Там жизнь депортированных моих соплеменников с 1937 по 1944 годы. Помню Уштобе, Тараз, документальные рассказы при работе над фильмом. Помню, женщина рассказывала историю. Казахам запрещали общаться с «пришлыми людоедами». И вот в степь Тараза высадили из вагонов депортированных. Корейцы высыпали в одну кучу рис, который привезли с собой, посадили в него малолетних своих детей и, окружив эту кучу, всю ночь согревали их своим дыханием. Девушка-казашка, наблюдая из юрты за этим, не выдержала и пошла на помощь страждущим с горячей водой и лепешками… Это не выдуманная история. С высоты своего и жизненного опыта, и опыта работы в кино скажу – лучше самой жизни не придумаешь.
Вглядываясь в судьбу Лаврентия Дядюновича, который столько впитал всего и столько раз поворачивал судьбу по другому ее руслу, словно пробуя на вкус воду из той или иной реки, чтобы искренне понять в жизни что-то очень важное, чтобы найти себя и наполнить свою жизнь достойным ее ценности содержанием человека, твердо стоящего на земле, я вдруг утвердилась и в какой-то своей истине: время в чем-то чрезвычайно важном, исключительно значимом, не меняется, оно предъявляет на суд одни и те же вечные ценности человека деятельного, каковым является Лаврентий Сон. Даже при условии внешних проявлений, о которых мы судим о современности. Меняемся мы сами, а пеняем на время. Просто так человек устроен – видимо, с этими мыслями ему легче стареть. Мне кажется, что Лаврентий Дядюнович не пеняет на время. Ему в этой жизни и в 80 все интересно. А с ним за этот его интерес всему его окружению, в любой ситуации, – легко и просто.
Тамара ТИН