Бразильские корейцы

Гильерме Ким Мораеса в редакцию привела Анастасия Нам, она познакомилась с ним в Корее на конференции будущих лидеров FLC. – Хочу приехать в Алматы, – сказал спустя несколько месяцев паулистано (житель Сан-Паулу). И приехал. Гильерме кореец, заместитель президента Ассоциации корейцев Бразилии. Ему около сорока.

– Расскажите, как корейцы попали в Бразилию?
– В середине прошлого века корейцев специально зазывали: «Приезжайте в Бразилию!» Страна на тот момент проводила политику привлечения иностранной рабочей силы. Корейцы работали в производстве и продаже одежды, кондитерских изделий, в текстильной промышленности. Но потом политика изменилась, что привело к сложным отношениям с полицией и штрафам за нелегальный бизнес. Родители говорили детям: «Пожалуйста, выучите португальский, говорите на нём, не говорите больше по-корейски». Поэтому первые дети-иммигранты чаще работали как переводчики или как маленькие юристы, которые всегда решали проблемы своих родителей. Так что для первой волны иммиграции это были трудные времена.
Разглядывая загорелое, веснушчатое лицо Гильерме, в котором тяжело угадать корейские черты, спрашиваю его о смешанных браках в Бразилии.

– Мой друг встречается с бразилианками, немками, итальянками. И его мать говорит: «Меня это устраивает. Я счастлива. Ведь мы живём не в прошлом веке». Я думаю, что меняется менталитет корейцев, и в мультикультурной Бразилии подобным не удивишь.

Гильерме отвечает откровенно и с улыбкой, – это располагает, поэтому я задаю следующий по логике вопрос.
– Какая кровь течёт в вас помимо корейской? Анастасия, сидевшая рядом, смеётся и переводит ему на английский.
– У меня есть португальская кровь, фамилия моя Мораес. Когда я был в Португалии, то видел много мужчин очень похожих на моего дедушку. У прабабушки португальская и итальянская кровь. Моя мать – наполовину японка и кореянка.
– О! – восклицаем все разом: Настя, Диана, журналист газеты и я.
– Так что во мне по 25% от всех!
– Мы – корё сарам, а как вы себя называете?
– Гёпо (교포 зарубежный соотечественник).

– Расскажите о проекте Koreatown в Сан-Паулу?
– Это будет место с норебанами, уличной едой, танцевальными студиями, салонами красоты и, конечно, офи - сом нашей ассоциации.

– Какая протяжённость улицы?
– Примерно два километра. На улице около 15 корейских ресторанов, корейские рынки и аптеки. На стенах зданий нарисовали большие граффити с девушками в ханбоках. Чтобы остановить грабежи и хулиганство, мы установили камеры. Потом предложили мэрии отремонтировать улицы, а взамен мы установим на ней новые лампы в корейском стиле. Но есть дом, где живут евреи, они этого не хотят. Афроамериканцы говорят, что этот район их. Видите, между разными этническими группами идут столкновения. Но думаю, всё будет хорошо, ведь мы собираемся благоустроить этот квартал, обновить уличное освещение, фасады ресторанов, выложить новые тротуары.

– Кто финансирует проект, Южная Корея?
– Это на 100% – местные деньги. И первой в списке стоит Ассоциация корейцев Бразилии. Это второй крупный проект, который мы делаем. Первый – это корейский фестиваль в Сан-Паулу: самульнори, песни, корейские танцы, еда. Мы собрали 100 000 человек за одни выходные. Если второе поколение не хочет знать о Корее ничего, то третье: «О, я так горжусь, что я кореец. Мне нравится моя фамилия, мне нравится, как я выгляжу!» Корейская волна пошла нам на пользу, потому что раньше в Бразилии быть корейцем и, вообще азиатом, – было сложно.

– Есть ли трудовая миграция в Южную Корею?
– Туда уезжает около 20% бразильских корейцев. Но это преуспевающие люди. У них есть деньги. Если же обычный кореец хочет заработать, он может поехать в Португалию, Соединенные Штаты, Парагвай, Уругвай, которые намного ближе.

– Корё сарам давно живут в Казахстане, поэтому наша кухня изменилась – так появилось кукси. В Бразилии есть аналогичный пример?
– У нас есть известное блюдо – фейжоада, которое изобрели рабы. Это фасолевый суп со свининой и рисом. Большинство бразильских корейцев любят фейжоаду с кимчи. Фейжоада и кимчи – просто идеальное сочетание! Я знаю парня в Санта-Катарине, в 600 километрах от Сан-Паулу, он готовит кимчи. Если приезжаю к нему, могу попросить: «Чувак, дай мне кимчи, пожалуйста». Но самая большая проблема с кимчи в Бразилии – это соседи. Им не нравится запах. И у нас были истории, когда людей выгоняли из домов из-за запаха твендян-тиге и кимчи. Мы все громко смеёмся – похожие казусы в общежитиях или поездах нам, корейцам, хорошо знакомы.

– Гильерме, помните момент, когда вы ясно почувствовали, что вы кореец?
– Расти в Сан-Паулу как смесь корейского, японского, итальянского и португальского – непростая задача. Когда я приехал в Корею, я не говорил по-корейски, и мои новые друзья знали об этом. Они все общались друг с другом на корейском, но всегда заботились о том, понятно ли мне, о чём они говорят? Они постоянно мне что-то переводили. Всегда был кто-то, кто беспокоился обо мне. В первый день мы вышли и выпили много алкоголя, поэтому на следующий – было сильное похмелье. И вот ко мне заходят друзья и так просто: «Хён, возьми поешь суп». А я что?.. Я не понимаю, что происходит... В моей стране такого нет. Другой протягивает мне чай и говорит: «Пожалуйста, выпей это. Тебе станет лучше». Именно тогда я впервые почувствовал себя корейцем.
Глаза Гильерме блестели, видно было, что он ясно помнит тот момент, ту братскую заботуо нём, которую переживал заново.

– Никто в жизни не называл меня хён...
Не смея нарушить то состояние, в котором оказались мы все, боясь даже вопрос задать на тон выше – он разбил бы его абзацем, я тихо подхватил.

– Думаю, цель корейского квартала в том, чтобы люди, живущие там или попавшие туда случайно, испытали подобные чувства, о которых вы только что рассказали.
– Я верю в это... Может быть, не сейчас, потому что никто в проекте особо не заинтересован. Когда вы приводите туда таких людей, которые не хотят быть корейцами и всё такое, и ужинаете с ними, а потом идёте в норэбан, они уже не могут быть теми же. Они будут корейцами. Я почти уверен, что большинство увидит разницу. Как? (задаёт сам себе вопрос Гильерме и задумывается). Дело не в том, что мы лучше или хуже. Мы просто другие и делаем вещи возможными. Когда корейский квартал будет построен, они увидят, что это сделали не южнокорейцы, а все мы.

– Так что дело не только в бизнесе. – произносит Настя.
– Гильерме поднимает на неё задумчивый взгляд. Настя, как и он – метиска (тягубя/аргубя), поэтому вопрос самоидентичности вызревал на схожей почве. Наверное, и знакомство их произошло поэтому. – Да, дело не в бизнесе. Это вообще не бизнес. Президент Ассоциации корейцев Бразилии уже старый человек, он готовит меня, чтобы я стал следующим. Моя личная миссия – это пожилые люди, брошенные детьми. Их много в Бразилии. Очень много. Оказывать поддержку пожилым людям – это 30% деятельности нашей ассоциации. Первое поколение мигрантов, иногда сходит с ума, они злятся, ругают детей, выгоняют их из дома, всё время дерутся. Поэтому когда они стареют, их дети уходят. И это обычное дело, потому что в Бразилии не принято заботиться о своих родителях.

– Вы сказали, что у вас есть японская кровь, присоединяется к разговору Диана, которой тоже было интересно послушать Гильерме.

– Вы были в Японии?
– Никогда.

– А есть ли у вас интерес к японской стороне, как к корейской?
– Нет.

– Почему?
– Я не знаю. Такова природа.

Подхожу к Гильерме и показываю фотографии, снятые 5 апреля в селе Дальний Восток, что под Уштобе.

– Отмечают в Бразилии Хансик, родительский день, когда идёшь к предкам и делаешь поклоны?
– Мы называем его Днём мёртвых (по поверью, в эти дни души умерших родственников посещают родной дом), празднуем его 2 ноября. Но есть другая традиция, которую я храню от своей бабушки-японки. У меня дома есть алтарь буцудан (буддистский семейный алтарь в виде шкафа с дверцами, внутри которого помещаются памятные таблички с именами усопших предков). И первое, что нужно сделать, когда проснёшься: заварить кофе и первую чашку поставить перед её фотографией: «Спасибо, бабушка, этот вкусный кофе для тебя.» Я думаю, это хорошо – быть японцем и корейцем, ты можешь взять лучшее из двух культур...

Мой дедушка родился в Маньчжурии. Он потерял там сестру, ей было четыре или пять лет. Думаю, это самая важная история моей семьи, потому что каждый раз, когда я что-то не доедаю, моя мама просто... (Гильерме размахивается и бьёт рукой по голове невидимого себя). Это любопытно. Если посмотреть на маму, она выглядит как кореянка. Если вы посмотрите на мою тётю, у них разница в два года, – это японка. Если посадить мою маму за стол, она будет пить, курить, ругаться, кричать, а моя тётя будет тихой – на 100% японка, а мама – на 100% кореянка. То же образование, тот же отец, та же мать, та же школа. Как можно это объяснить?... Кровь – это сильная вещь.

Владимир ХАН