Как известно, 24 ноября 2020 года Президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев создал Государственную комиссию по полной реабилитации жертв политических репрессий. Во всех регионах Казахстана действуют комиссии, которые состоят из историков, юристов, этнографов. Члены Государственной комиссии, опираясь на кропотливую работу на местах, намерены раскрыть те архивы, которые многие десятилетия находились на хранении без права доступа под грифами «секретно», «совершенно секретно».
Работа комиссии – это своего рода обращение к невинно осужденным по национальному признаку жертвам государственной машины, набиравшей обороты и где-то не сумевшей остановиться. Сегодня нам известны жесткие «охранительные» методы этой машины, где человек оставался далеко в стороне. На вооружение была взята концепция «народные массы». Этносы, целые народы поднимались и перемещались из обжитых мест, их поселяли в более суровом климате, порой непригодном для проживания. То была «превентивная» мера государства, направленная на свою охрану, на изоляцию народов, могущих как-то навредить ему. Работа комиссии – это также призыв к потомкам не забывать историю своей семьи, бабушек и дедушек, своего народа, невинно осужденного и пострадавшего от репрессий.
Кто остался в числе нереабилитированных до сих пор? – ответ на этот вопрос ищут сегодня исследователи, руководствуясь Указом Главы государства, подвигая к решению и проблему о рассекречивании многих документов, без знания которых нет ответов на поставленные вопросы до сих пор.
Известный ученый, историк, кореевед, чья научная деятельность непосредственно связана со всеми этими вопросами, Герман Николаевич Ким собрал в своем кабинете «круглый стол» для тех, кому близка эта тема. Однако она так обширна, что для начала мы попросили рассказать о работе в архивах и первых ее результатах руководителя рабочей группы, доктора исторических наук, профессора кафедры международных отношений и мировой экономики КазНУ имени аль-Фараби Мару Шаукатовну Губайдуллину.
Мара Шаукатовна вместе с корееведом профессором Германом Кимом и другими специалистами работает в группе по нереабилитированным жертвам насильственно депортированных в Казахстан народов и спецпереселенцев в составе Городской комиссии по вопросам реабилитации жертв политических репрессий при акимате Алматы.
В прошедшем году они занимались делами спецпереселенцев из числа депортированных по национальному признаку на север Казахстана, в Сибирь, Алтайский край и затем переселенных в военные и послевоенные годы в Алматы и Алматинскую область. Среди них встречаются дела людей, бывших в эвакуации в Алма-Ате.
Что-то проясняется, обретая свои контуры, что-то, напротив, наводит на новые размышления, когда вдруг перед учеными в письмах, справках, объяснительных предстает подшитое в стандартную папку дело отдельно взятой личности, его семьи, детей… В этом случае вопрос о национальности и другие данные, с которыми человек родился, странным образом уходят на второй план. Ведь страдания людские, захлестнувшие своим плачем весь Казахстан, весь Советский Союз испытывали представители едва ли не всех национальностей, проживающих сегодня в Казахстане. И получается так, что мы связаны не только тем, что любим свой родной дом, трудимся плечом к плечу друг с другом, понимаем обычаи и традиции друг друга, мы связаны той печалью, той трагедией, которую в далекие 30-е, а потом в 40-е пережили вместе, и выстояли.
Мара Шаукатовна, окунувшись в архивы с головой, делится впечатлениями историка и человека, влюбленной в свой город алматинки и просто женщины, которой понятны страдания, например, безвинно пострадавших в те годы женщин, которые всего лишь растили детей и были далеки от политики; детей, многим из которых не повезло в те годы родиться...
– Наша группа состоит из шести человек, – рассказывает Мара Губайдуллина. – Мы работаем непосредственно с делами безвинно пострадавших спецпоселенцев, уникальными первоисточниками, которые проливают свет на их биографии, интересные, живые истории каждого человека, историю нашей страны. Ведь среди многочисленного контингента поселенцев были люди, вложившие свой труд и умение в становление индустрии Казахстана, в его экономику, строительство городов, в их неповторимую архитектуру, включая Алматы, в сельское хозяйство. Было среди них очень много людей творческих профессий… Этот живой для нас материал сегодня все еще пылится в архивах, многие документы до сих пор не рассекречены, хотя давно пришло время разрешить с ними работать ученым, прежде всего историкам.
– В нашей стране в независимом Казахстане был принят в 1993 году Закон «О реабилитации жертв политических репрессий». Я уже не говорю о советском Казахстане, когда Постановлением Президиума Верховного Совета Казахской ССР от 14 ноября 1991 года была создана первая комиссия, позднее, уже в декабре 1997 года, по инициативе депутатов она продолжила работу. В общем, если проследить историю после смерти Сталина, о невинно пострадавших государство помнило всегда. Мара Шаукатовна, кажется, уже не должно остаться тех, кто забыт? Ведь государственная машина, как показали и показывают архивы, работала исправно. Все были на учете, все жестко контролировалось и вносилось в журналы.
– Это так. Все дела действительно с удивительной тщательностью собирались, и в архивах это прослеживается. По каждому осужденному – кипа запросов и справок, вплоть до того, что должны были быть доказательства по доказательству (извините за тавтологию) установления личности, когда их даже не требовалось. Но категорий, в которые входят невинно пострадавшие и обиженные на советскую власть, очень много. По той, которой занимается наша группа, по спецпереселенцам, около 720 дел сконцентрированы в Архиве Комитета по правовой статистике и специальным учетам Генеральной прокуратуры РК, где мы в основном и работали. Но большая часть разбросана по другим архивам и её нужно собирать по крупицам. В ходе сбора материала выяснилось, что не обнаружено даже списка комендатур, куда ежемесячно должны были докладывать о себе наказанные. Таким образом, мы не можем пока назвать точное количество спецпоселенцев. Эта категория на фоне репрессированных по печально известной 58-й статье смотрелась относительно благополучно, так как спецпоселенцы не сидели в тюрьмах, не отбывали в лагерях своих сроков. Это да. Но, получая этот статус, они полностью теряли другой, пожалуй, самый важный для любого человека – статус гражданина. Срок этого состояния не оговаривался никак. Семья спецпоселенца – жена, родители, дети подросткового возраста – тоже подпадала под его статус, на них открывалась отдельная папка личного дела. Его дети не могли поступить на учебу во многие вузы, оговаривались лишь некоторые, например медицинский, отдельные факультеты КазГУ, некоторые отделения сельскохозяйственного института, не связанные с техникой, и др. Так и отвечали ребятам. И опять-таки, прежде чем подавать заявление на учёбу, молодые люди писали письма-заявления в высшие инстанции, в которых описывали свою ситуацию и просьбу дать разрешение на обучение в вузе.
Итак сам спецпоселенец должен был в одно и тоже время отмечаться в комендатуре. За нарушение предусматривалось очень серьезное наказание – от большого штрафа до уголовной ответственности, например каторжных работ сроком до 25 лет. Причина даже простого опоздания к назначенному дню или часу не рассматривалась. В личных делах сохранены наряду с актами допросов и различного рода анкетных данных, межведомственной переписки, корешки с отметками спецкомендатуры и живыми расписками спецпоселенцев, также чеки за оплату штрафа за нарушение режима спецпоселения, их объяснительные. Например, в одном из дел увидела историю о том, как женщина поехала в пионерлагерь навестить сына под Алма-Атой, а дорогой автобус сломался. Она опоздала и пришлось платить штраф 25 рублей. Подобных историй много. Только окунаясь в быт переселенцев, можно представить себе, что такое жить в статусе ограничения передвижения, свободы выражения, практически бесправном положении.
Если говорить о полной реабилитации, то до нее еще предстоит немало работы. Нашей группой, сравнительно малочисленной, за полгода просмотрено около 700 личных дел, это в основном по Алматы, и мы уже столкнулись с многими вопросам. Хорошо, что нас понимают те специалисты, без которых такая работа была бы невозможна. Это сотрудники ДВД, Генпрокуратуры. Еще накануне Нового года мы провели экспертную встречу, на которой обсудили вопрос о рассекречивании материалов Архива Комитета по правовой статистике и специальным учетам Генеральной прокуратуры РК, приступили к данной процедуре. Это значит, дела в скором времени будут переданы в соответствующие архивы и ученые получат доступ к материалам, которые прольют свет на судьбы многих людей, их семей, на историю Алма-Аты и всей страны.
Пользуясь случаем, я хотела бы выразить особенную благодарность сотрудникам Комитета по правовой статистике и специальным учетам Генеральной прокуратуры РК в посильной поддержке и помощи в нашей общей работе по рассекречиваю. Кроме того, в спасении данного архива от банд нападавших на комитет во время январских событий!
– Все-таки интересно, а по требованию родственников спецпереселенцы не реабилитировались?
– Конечно, реабилитировались. Но ведь были и те, у кого не осталось родных. Были те, по которым остались вопросы – не все подлежали реабилитации, да и не все подлежат сегодня. Есть, например, странные дела, где преступник, поддержавший какой-нибудь антисоветский лозунг, проходит по делу политически пострадавшего.
– Изучая материал, что называется не по учебникам, кроме возмущения, какие чувства вы испытываете?
– С фотографий (к каждому делу подшивалось в обязательном порядке фото) смотрят на тебя живые, красивые лица, большинство из них – очень современные. Кажется, я их, этих людей, уже много раз видела на наших улицах. Они такие же, как мы – у всех свои заботы, свои мечты и жизнь. Черно-белая фотография передает все очень живо. Одна из молодых сотрудниц, насмотревшись на все эти дела, однажды мне с горечью сказала: «Мне они каждую ночь снятся…» Красивый почерк пером на бумаге передает внутреннее состояние человека, пусть даже он из другой эпохи. Потрясли письма молодых ребят, вчерашних выпускников школ. Они обращаются с просьбой дать возможность выбрать вуз и там учиться, получить профессию и делом доказать свою любовь к родине. Письма с запросами были адресованы Сталину, Берии, Молотову, Швернику и другим руководителям государства. К ним были подшиты копии из аттестатов, которые свидетельствовали о хорошей успеваемости, активном участии в жизни школы. Многие просили освободить их от статуса спец-поселенцев, описывая подробно свои жизненные истории. А это уже биографический материал, вкраплённый в среду нашего города, в эпоху, которая для нас является уже давней историей.
– Но письма не отправлялись, «зависая» где-нибудь на местах…
– Напротив, почта работала исправно. Разные ведомства были задействованы в «наблюдении» за спецпоселенцами. И письма адресат получал, и ответы приходили. На такого рода запросы административные органы отвечали, ответы из канцелярии высшего руководства Москвы в делах также присутствуют практически в ста процентах! Государственная машина работала мощно и на категорию спецпереселенцев.
– Страшная особенность спецпереселенцев, наверное, еще и в том, что происходило по сути осуждение семей, которые были, например, смешанными. Глава семьи кореец, или немец, или поляк. С ним на поселение едет его жена русская или еврейка и дети, которые вообще не могут быть в чем-то повинны. И страдают вместе.
– Государственная машина сурова. Для нее нет детей, женщин, слез. Но вот человеческий голос из архивов все еще звучит. И этот голос такой протестующий! Представляете себе, отдельные дела ведь заводились и на 13-14-летних детей спец-поселенцев, и они тоже лежат в архивах и возмущают выработанным почерком властей – всех тотально под одну гребенку!
– Немцы из Поволжья, поляки, крымские татары, карачаевцы, чеченцы, ингуши, греки, калмыки… Сколько народу! Сколько потенциальных «врагов». Интересно, что говорят уже сегодня архивы о тех, кто, наверное, не так был невинен?
– Думаю, со временем их дела заговорят и можно будет сделать правдивые выводы. Что касается калмыков, то не надо забывать, что на оккупированной территории в Элисте в годы войны действовала немецкая разведшкола. Наверное, было основание у государства не доверять им. Но это уже иная статья. Таких дел не попадалось, имеются косвенные сведения, указывающие на причину недоверия к людям, часто невиновным, в том, что они находились в оккупации или были угнаны на работы в Румынию, Германию. А вот кореец, который «попался» как уголовник, а дело его было среди «политических», был. Его задержали за использование паспорта калмыка. Того без паспорта задержали, а у этого обнаружили чужой…
В годы войны, конечно, пострадали больше из всех перечисленных немцы. По этническому признаку только в Казахстан их переселили в основном в северные области около полумиллиона! Цифра впечатляющая.
Запомнилась история одного российского немца из семьи ещё екатерининской эпохи. Военный, родом из Ленинграда, участвовал в штурме Зимнего в 1917-м, красноармеец в годы Гражданской войны, всю жизнь посвятил военному строительству Красной Армии. Когда началась Великая Отечественная, пошел на фронт. Его взяли, он воевал, и прямо оттуда сняли и отправили в Алма-Ату на спецпоселение. Он долгое время потом преподавал военное дело в КазГУ. Другой немец, попавший в Алма-Ату как эвакуированный из Москвы, преподавал там в МГУ, здесь был доцентом в Институте иностранных языков, занимался наукой, его докторская была связана со стилистикой трудов Карла Маркса. Но когда в связи с научной работой ему необходима была командировка в Москву, ее отклоняли несколько раз – путь туда был закрыт и после войны, хотя в Алма-Ате у него уже была семья, дети. В общем, после войны на статус ничего не повлияло. Человек так и остался без права на то, чтобы быть полноценным гражданином страны, ради которой жил.
– История очень похожа на судьбу корейского генерала Хон Бом До. Власть ничему не верила, а только зову крови.
– Увы, похожих судеб много. Для меня до сих пор непонятен вопрос о том, как многонациональная страна Советов осуждала порой исключительно по национальным признакам. Это же нарушение всех пунктов Конституции, я уже не говорю о нравственных принципах, например, строителя светлого будущего…
Дела тянут на эпопеи и романы. Распухшие папки от 100 до 400 страниц. Все они о жизни, о деталях быта, о том, чем живы были лишенные права на звание гражданина люди, которые выдержали все это, с любовью выполняли свою работу Алма-Ата для многих стала родным городом, где выросли их дети. Удивляет то, что они не унывали и жили в предложенных условиях с каким-то даже энтузиазмом, верой в лучшее будущее.
–Встречались ли дела корейцев среди спецпоселенцев?
– В Архиве Комитета по правовой статистике и специальным учетам Генеральной прокуратуры РК личные дела корейцев, переселенных в Казахстан, отсутствуют. Их немало в архиве ДВД, но там большей частью дела по 58-й политической статье и расстрельные. До них мы ещё не добрались. Так же, как и в архивы Талдыкоргана, где планируем поработать в этом году.
– 720 дел! Вы еще успевали вчитываться в строки?
– Некоторые просто приковывали к себе внимание и не отпускали. Например, дело Зальцмана. Да, именно того самого Павла Яковлевича Зальцмана – художника, писателя, иллюстратора и графика. Он из числа эвакуированных в начале войны в составе «Ленфильма» был отправлен в Алма-Ату. Зальцман был художником-постановщиком всех лучших фильмов Шакена Айманова, сегодня это золотой фонд Казахфильма, преподавал в художественном училище, в Архитектурной академии, читал лекции в КазГУ.
– Эвакуированные и спецпереселенцы – вроде, совсем разные категории…
– Дело в том, что после окончания войны многих эвакуированных переводили в категорию спецпереселенцев. Таким образом, и Зальцман вплоть до 1956 года ходил в комендатуру и ежемесячно там отмечался. Это тот великий человек, который уже посмертно был удостоен награды «С благодарностью от Человечества» за фильм «Средняя Азия и Средние века». Трудно представить себе, что чувствовал этот человек, который так много сделал для искусства. Являясь не то что гражданином Казахстана, а гражданином мира, он не имел права называться полноценным гражданином Советского Союза. Скоро, очень скоро смогу назвать еще много имен, и среди них имя архитектора спецпоселенца, по проектам которого построен Дом правительства в Алма-Ате. Это Иосиф Бреннер. Вот с такими судьбами я встретилась в архиве, зная о них еще до этой встречи, как о людях неординарных, талантливых и мужественных.
– Вы окунулись в такие пласты судеб и историй, изучили материалы, которые еще вчера были недоступны многим и изучите еще. Как историка, архивиста, какие проблемы всколыхнули вашу душу?
– Я видела материалы, которые для нас, ученых, представляют интерес. Многие еще не рассекречены, а уже в плачевном состоянии. Для их хранения нет специальных оборудованных помещений. Они могут в любое время «погибнуть» от прорванной трубы, от пожара. Мы летом, пожертвовав отпуском, продолжали работать в сложных условиях, не все дела смогли прочитать. Время, условия хранения делают свое дело, чернила расползаются, бумага ветхая, нередко с плесенью. Это все нужно просто спасать и поскорее оцифровать. Это не дорого и не сложно. Что касается истории, пытаюсь понять саму эпоху того страшного времени, когда человеком распоряжались, как хотели, и он не имел права на счастье, просто на то, чтобы быть гражданином своей страны. Почему государство так действовало? Вопросов много и по государствоведению, и по гуманности, интернационализму. Вряд ли все можно понять с высоты нашего времени. Но надо пытаться.
– Спасибо. Я даже не уверена, что наша беседа подошла к концу.
– Спасибо и вашей газете за то, что даете своим читателям столько материала для размышления.
Тамара Тин