Ежегодно в новейшей истории суверенного Казахстана 31 мая отмечается как особый День, полный печали, скорби, гуманизма. И нетленной памяти о жертвах политических репрессий в эпоху губительного, всепожирающего сталинского «молоха». Сколько невинных душ загублено в страшных казематах ГУЛАГА, Карлага, Степьлага… Тысячи, миллионы – несть числа. Эти «лаги» в советской стране насчитывались десятками, сотнями.
Есть среди них совсем не географическая страна, но со странной аббревиатурой – АЛЖИР. О ней сегодня знают, наверное, все – Акмолинский лагерь жен изменников Родины. Он находился в тридцати километрах от нынешней Астаны, в бывшем селе Малиновка. Ныне там панорамный мемориальный комплекс памяти невинных жертв того чудовищного тоталитарного режима.
Об этой зловещей странице истории могут поведать потомки политзаключенных, сами уже в годах, седовласые, пенсионеры - со слов своих отцов и матерей, дедов и бабушек, прошедших через все круги того тюремного ада. В минувшие десятилетия наша газета, в статусе межреспубликанской, периодически публиковала такие актуальные материалы своих корреспондентов из казахстанских регионов и среднеазиатских республик. А сегодня с нами на связи столичный соотечественник Федор Тельманович Хван, известный в Казахстане спортивный наставник по восточным единоборствам. Его имя в сборнике «Берег надежды и счастья», изданном к 70-летию проживания корейцев в Казахстане. О нем написано: Хвану Ф.Т. присвоены звания «Почетный деятель спорта РК», «Заслуженный тренер РК», «Почетный работник Академии финполиции РК». Его питомцы в разные годы становились призерами Спартакиады народов СССР, Азиатских игр, победителями Кубка мира, среди них мастера спорта международного класса, 28 мастеров спорта СССР и РК.
Эти регалии спортивного наставника приводятся в той связи, что они особым акцентом стоят в начале информации: «Отец Федора отбывал длительный срок в сталинских лагерях. Сыну передались такие отцовские качества, как целеустремленность, несгибаемая воля, сострадание к людям». В этой характеристике – сила, мужской характер, жизненное кредо его родителя.
- Я всегда с грустью и гордостью вспоминаю своего отца, - говорит Федор Тельманович. – Конечно, тюремное заточение наложило свой отпечаток на него, и должен отметить, как бы это сказать, – в лучшую сторону, ведь та каторга выковывала в нем лучшие человеческие качества. Он на себе познал, что значат помощь, сострадание, участливое слово сокамерников, когда жизнь становилась невыносимой, хоть в петлю лезь. Были случаи, и нередко, когда люди предпочитали наложить на себя руки. Об этом папа рассказывал с болью и отчаянием.
Как начинался его путь и тысяч других на эту Голгофу? О-о, это ужасная история, сокрушается Федор Тельманович:
– Отец – уроженец Северной Кореи, родился в г. Вонсан в бедной крестьянской семье, был младшим сыном. Как многострадальный народ переселялся на российские просторы, известно. Да, я с дальнейшим пояснением назову фамилию-имя отца – Хван Ден Ман (на фото). Он мечтал стать врачом, и так сложилась его судьба, что еще до депортации корейцев в 1937 г. учился в медицинском институте в Туле. Родина сказочного Левши, так сказать, и знаменитый город пряников и оружейных заводов. Так вот, он жил в общежитии, та студенческая пора шла своим чередом. Лекции, медпрактика, подработки (чтобы легче было родителям) и, конечно, светлые мечты о завтрашнем дне, о самостоятельной жизни. О том, что та беззаботная жизнь может враз оборваться, он, конечно, не знал. Но беда пришла нежданно-негаданно.
Студент Хван был уже на третьем курсе, дружил с одним сокурсником по фамилии Соловьев. Тот был весельчак, вечно подтрунивал над тихим «корейчонком» и подбивал его на какие-нибудь «подвиги». Давай, говорит, взорвем оружейный завод и прославимся. Ден Ман отмахивался: взрывай сам, если хочешь.
Дальше случилось такое, когда говорят – уму непостижимо. Арест корейского студента, нелепейшее обвинение: подрывная деятельность, подготовка к взрыву того оружейного завода. Осведомителем, а попросту «стукачом», как не трудно догадаться, и был тот самый весельчак-подстрекатель Соловьев. Это он гэпэушникам «напел свои трели» о корейце, о его, якобы, антисоветских анекдотах, подстрекательстве против советской власти. Чудовищная та история…
И пошел Ден Ман по этапу. Он оказался в таежной глухомани, в каком-то затерянном селении со странным названием «Яя», которым заканчивается Энциклопедический словарь (Изд-во «Советская энциклопедия», Москва. 1980 г.). И пошла другая жизнь, надрывная, тяжкая, беспросветная. Лесоповал, холодные бараки, тюремная баланда, наглые бездушные надзиратели. Всё это отложилось в душах узников до последних дней жизни.
– Так и у моего родителя. Злым демоном над ними висела проклятая политическая «58-я статья» - измена Родине, – с горечью рассказывает Федор Тельманович. – А теперь я скажу о фамильном пояснении. Казахстанцы и соплеменники в СНГ знают о такой легендарной личности, как Хван Ун Ден. Так вот, он старший брат моего отца. Мадабай широко известен как страстный борец с японским порабощением, видный советский и партийный деятель. В 2005 году он посмертно удостоился ордена Республики Корея «За вклад в строительство государства».
Хван Ун Ден тоже не избежал карательной участи по 58-й статье, был заключен в застенки Карлага. Впоследствии он напишет мемуары, в которых расскажет, как он оказался в плену политических церберов еще в ту дальневосточную пору. Там есть такие строки: «Моя активная работа стояла поперек горла у врагов социалистического преобразования. Они стали готовить заговор против меня, который возглавил местный священник Цай Андрей… И они это сделали. Я был исключен из партии, осенью 1935 года меня арестовали как «врага народа». Так я оказался в Карагандинском лагере». В общем, у братьев одна статья, одна судьба, как у многих корейцев старшего поколения. Клевета, дикий вымысел. Одна из тысячей историй.
В одном повезло Ден Ману в заключении. Будущий медик попал в тюремную больницу, работал медбратом. Рассказывал, что зэки считали за благо оказаться на больничной койке, поэтому сами себе наносили ранения, глотали гвозди, были другие «диагнозы». Но сколько людей умерло от голода, болезней, от эпидемии тифа! Страшно всё это вспоминать, посторяет Федор Хван слова отца. В тюремном лагере на пять тысяч человек, арестантов содержалось в четыре раза больше. Тиф косил сотнями, тысячами. Ад кромешный…
В положенный срок Хван Ден Ман вырвался из него. Несломленный, не сгорбившийся от лютого издевательства, надругательства над людьми. На воле его не покидало желание восстановиться в мединституте, но политзеку теперь дорога к нему была заказана. Так он оказался в киргизских краях, а потом подался в узбекскую сторону. Шахты Ангрена, ташкентский Куйлюк.
– Однажды признался мне, – продолжал рассказ Федор Тельманович, – что со временем намерение быть в медицине начало таять. Причина – слишком много повидал подлецов среди людей, таких надо не лечить, а… В общем, папа, выучившись в техникуме по другому профилю, стал зооветврачом, при этом часто приговаривал, что животные твари лучше иных человеческих. Но это так, к слову.
Всю дальнейшую жизнь Хван Ден Ман работал на сельскохозяйственном поприще, прослыл славным тружеником в животноводческой отрасли и замечательным специалистом в зооветеринарии. Награжден советскими трудовыми медалями, Почетными грамотами. Познал радости семейного счастья. Дочь Эмма, сын Федор, они сегодня пенсионеры. Видел бы дед-прадед сейчас ватагу своих внуков и правнуков, носящих его фамилию… Достойную, знаменитую.
Но что-то не совпадает его имя – Ден Ман –, переходящее у детей в отчество – Тельманович? Ведь у многих корейцев оно, как правило, идентично с корейским именем отца? На этот вопрос Федор Тельманович смеётся:
– Недавно в вашей газете был ответ. Тогда, в тюремных делах, его имя Ден Ман, лагерные писаки, ничтоже сумняшеся, записали по созвучию с именем немецкого революционера Эрнста Тельмана. Так он отразился в его документах и наших паспортах.
Хван Ден Ман упокоен на столичном погосте Астаны. Его навещают не только в традиционный Хансик. О нем с глубокой грустью вспоминают и в последний день мая, в День памяти жертв политических репрессий.
Владимир СОН,
Астана